П.С. Паллас и его работы по естественной классификации животных

1. Исследования русского академика П. С. Палласа

Согласно Большой Советской Энциклопедии¹ Паллас Петр Симон (22.09.1741 — 08.09.1811) — естествоиспытатель, географ и путешественник, член Петербургской Академии наук (1767). Учился в Германии, Голландии, Великобритании. В 1767 г. переехал в Россию.

В 1768-1774 гг. возглавил экспедицию Петербургской АН в центральную область России, районы Нижнего Поволжья, Прикаспийской низменности, Среднего и Южного Урала, Южной Сибири (Алтай, Байкал и Забайкалье), результаты которой опубликовал в труде «Путешествие по разным провинциям Российского государства» (ч. 1-3, 1773-1788). В 1793-1794 Паллас посетил Поволжье, Северный Кавказ, жил в Крыму. Во время путешествий собрал (и впоследствии обработал) географические, геологические, ботанические, зоологические, этнографические и другие материалы. Открыл и описал много новых видов млекопитающих, птиц, рыб, насекомых и других животных, в том числе ланцетника, которого принял за моллюска. Исследовал ископаемые остатки буйвола, мамонта, волосатого носорога.

Палласу принадлежит труд «Флора России» (ч. 1-2, 1784-1788), монография об астрагалах, солянках и др. В ранних работах Паллас высказывал идеи исторического развития органического мира; впервые для изображения последовательных связей животных в виде родословного древа; позже стал признавать постоянство и неизменяемость видов.

Именем Палласа названы: вулкан на Курильских островах и риф у Новой Гвинеи, а также многие растения и животные.

Вот как характеризует научную деятельность П.С. Палласа Н.А. Северцов²: «…Нет отрасли естественных наук, в которой он (Паллас) не проложил бы нового пути, не оставил бы гениального образца для последовавших за ним исследователей… Он… подал пример неслыханной до него точности в научной обработке собранных им материалов.

По своей многосторонности Паллас напоминает энциклопедических ученых древности и средних веков; по точности и положительности это ученый современный, а не XVIII века и, как ни велика его ученая слава, она все еще не может сравняться с его заслугами для науки.

…Необыкновенной точностью и дельностью отличаются наблюдения Палласа, из которых для нас особенно замечательны исследования о русских животных в его бессмертной зоогеографии. Для всех общих выводов о фауне России и Сибири эта книга и теперь дает основные, превосходно обработанные, незаменимые материалы. Не менее Бюффона обращая внимание на нравы животных, Паллас сам наблюдал их, но сверх того не отвергал систематику, а первый, прежде Кювье, составил естественную классификацию позвоночных и первый с поразительной верностью взгляда отличил климатические видоизменения от видов.

…Уже в конце XVIII века мы имеем подробные наблюдения образа жизни птиц… в нынешнем веке доставили особенно полные наблюдения этого рода Науман младший в Германии, Нильсон в Скандинавии (тоже относительно зверей), Одюбон в Северной Америке, Гульд в Австралии. Наблюдения этих ученых подробнее палласовых, но, кроме Нильсона и Одюбона, они не обращали особенного внимания на влияние внешних условий на животную жизнь, между тем как Паллас исследовал это влияние сколько мог, потому что, кроме зоологии и ботаники, этот многосторонний гений чуть ли не более всех своих современников занимался исследованием климатологии и физической географии. Здесь он оправдал свое прозвание «Соссюра в России» и был достойным предшественником Гумбольдта, так же как он был предшественником Кювье в естественной классификации и сравнительной анатомии животных…

…В первой четверти нынешнего века развились, наконец, и установились необходимые вспомогательные науки для более точных и подробных исследований влияния внешних условий на животную жизнь — физическая география и климатология… Зоология и до сих пор далеко не исчерпала всех уже готовых результатов этих наук, применимых к ее исследованиям; но уже с начала нынешнего века стали размножаться наблюдения периодических явлений. Не забудем, впрочем, что пример этих наблюдений был подан еще Палласом в 1769г. Он составил план этих наблюдений, которому следовали все путешествовавшие по России в 1769-1774 годах и к которому до сих пор ничего дельного не прибавлено…»

В труде о П.С. Палласе В. Маракуев³ пишет: «…(Паллас) отбросил стороннее разделение тел природы на три царства. Он показывает, что растения не имеют разграниченных классов, как животные, а образуют лишь один из классов великого органического царства, подобно тому, как другие органические существа (четвероногие, рыбы, птицы) составляют прочие классы. Допуская это сближение обоих царств природы Паллас представляет себе органическое дерево со многими боковыми ветвями. Таким образом, он доказывает, что зоофиты связывают растения с животными, что тела природы не отдельные нити, но связанная сеть. Паллас представляет такого рода картину: «Система органических тел подобна дереву, которое стоит на неорганической природе, как бы на почве, начиная с корня, оно делится на две ветви, которые там и сям приближаются друг к другу. Первый ствол идет от зоофитов через моллюсков к рыбам; он отделяет большую ветвь для насекомых. От рыб ствол идет через амфибий к млекопитающим, где опять отделяется большая ветвь. Мелкие ветви составляют роды».

…Хотя окончательно ископаемая зоология (палеонтология) была установлена, как наука, в XIX веке, но Паллас положил ее основание в XVIII веке двумя своими мемуарами об ископаемых северных животных.

Первые мемуары были написаны до его путешествий. Это результат наблюдений над изучением костей, собранных из различных частей России и Сибири в музее Академии в Петербурге. Он называется: «Наблюдения над ископаемыми костями Сибири, особенно над черепами риноцероса, буйвола и слонов».

…Замечание его, что пласты земли суть книга, листы которой составляют историю земли, и до сих пор повторяется… Он сравнивал кости ископаемых животных с костями ныне живущих, т.е. то, что делает современная нам наука. Таким образом, его гению обязана происхождением наука палеонтология, и он направил ее к изучению прошедшей жизни земного шара».

Вот как писал И.И. Мечников о высказываниях Палласа о неизменяемости видов⁴: «Делая всевозможные уступки, Паллас не может признать ни за влиянием климата и других внешних условий, ни за влиянием усиленной плодовитости и, следовательно, многочисленности потомства, того могущественного действия на изменения организмов, на котором настаивает Бюффон. «Некоторые очень многочисленные виды распространяются, не производя разновидностей, тогда как другие, менее многочисленные, изменяются значительно», Так, например, ласточки и мыши, несмотря на свою плодовитость и многочисленность, изменяются очень мало, так же точно, как и байбак, оставшийся неизменным от Польши до Лены; суслик же, напротив, несмотря на свое сходство с байбаком, представляет очень значительные разновидности. Постоянство животных и самого человека в различных климатах очень значительно, и даже некоторые домашние животные, как, например, лошадь и осел, подвергшиеся наиболее измененным влияниям, сохранились с замечательным упорством во всех климатах. Если мы с другой стороны, видим такую большую изменчивость у собаки, козы и овцы, то причину ее нужно искать не в изменениях внешних условий, а во «влиянии воспроизводительных сил», т.е. другими словами, в искусственном скрещивании нескольких основных видов. В естественном же состоянии эти воспроизводительные силы (forces generatives) стремятся к укреплению постоянства форм, а не разнообразия их… Вообще, замечает Паллас, «влияние воспроизводительных сил пересиливает и уравновешивает все другие причины, могущие изменить наружность животных».

Из предыдущего явствует уже отношение Палласа к вопросу об изменяемости видов. Вот выдержки, формулирующие его взгляды: «…все (сказанное) противопоставляет факты простой вероятности и заставляет считать все виды, которые природа делает сходными или которые связывают роды, — первобытными, проектированными в первом плане творения и назначенными для образования той цепи существ, которой мы восхищаемся, не имея возможности объяснить ее, так же как и выбор, согласие и смесь цветов и украшений, которые тоже творческая сила употребила для украшения своих произведений». И далее: «Итак, если природа неприступными препятствиями инстинкта, бесплодия ублюдков и слабых или несовершенных особей и, наконец, распределением видов в различные части земли сделала то, что уклонение способностей, распространяющих и сохраняющих чистоту видов, почти никогда не может встречаться у диких животных; если такие животные не смешались или, по крайней мере, не были в состоянии произвести постоянные расы, как это ежедневно доказывается скрещиванием некоторых насекомых, — то нужно отказаться от этого предполагаемого изменения вида, произвести которое никакая другая сила не была бы в состоянии, и признать для всех видов, отличие и постоянство которых нам достаточно известно, общее происхождение и эпоху».

Итак, вид есть единица постоянная и неизменная. Но что же значат тогда вариации, наблюдаемые в дикой природе, а еще более — в мире прирученных животных и растений? Паллас отвечает на это следующим образом: «уклонения от типа видов, обнаруживающиеся в течение поколений, но не нарушающие единства вида, составляют собственно естественные разновидности, гораздо менее обыкновенные, особенно между дикими животными, нежели непостоянства прирученных видов». «Всего чаще эти видоизменения свойственны одним только индивидуумам; иногда же они встречаются у целых рас и пребывают до тех пор, пока сохраняется произведшая их причина или пока не исчезло влияние, оказанное ею на размножение».

Влияние произведенных аргументов и мнений Палласа должно было быть очень значительным. Ученый этот никем не мог быть уличен в односторонности, подобно Линнею или даже Бюффону. Как путешественник, он собрал много драгоценнейших данных об образе жизни и географическом распространении организмов, и эти-то сведения дали в его руки богатый материал для серьезного обсуждения вопроса об изменяемости. Кроме того, он был и кабинетным ученым, давшим очень многосторонние и до сих пор образцовые описания животных и растений. Сочинения его по антропологии и этнографии справедливо считаются классическими, и теперь никому не придет в голову сравнивать их с трактатом Бюффона о человеке, составленным по разным путешествиям, где без критики и доказательств накопляются самые нелепые данные. Репутация и авторитет Палласа были настолько велики, что некоторые ставили его выше Линнея и Бюффона. Но влияние его в деле вопроса «о виде» было, вообще говоря, в смысле благоприятном так называемому линнеевскому направлению. Больше самого основателя его Паллас настаивает на постоянстве вида, и все случаи изменчивости относит к вариететам или расам. Но это, разумеется, нисколько не мешает ему усматривать сходство между различными животными и устанавливать между ними идеальную связь, в виде предположения об общем плане устройства. Паллас⁵ еще резче, чем Бонне, высказывает мысль о том, что организмы не могут быть поставлены в один непрерывный ряд, но должны быть сгруппированы в форме дерева, корень которого занимают самые низшие организмы, а два ствола составляют животное и растительное царство. Каждый из этих стволов, в свою очередь, разветвляется, причем Паллас указывает даже на значение отдельных ветвей. Итак, идея о связи членов органического мира осознана очень ясно, но только не в форме кровного родства, как представляют ныне, а в форме какого-то общего идеального плана».

Далее приводятся отрывки трудов Палласа.

2.1. "Древо жизни" по Палласу (1766г.)⁶

«Мы находим, что общественные примеры подтверждают, что природа никогда не делает скачков. Прежде всего, это сказывается в том, что она расположила всю рать органических тел непрерывным строем, соединив виды теснейшими узами родства в роды, роды — в отряды, отряды — в классы и связав классы между собой. И притом не поверхностными и воображаемыми связями, усматриваемыми некоторыми в «Лестнице природы» вроде расширенных в крылья кистей летучих мышей, или удлиненных помогающих полету плавников летучих рыб, или чешуйчатого хвоста бобра и пр., но внутренним строением, основным планом организации, способом размножения и т.д. Возникшие в простейшем виде органы она понемногу изменяет и моделирует сообразно с (их) назначением, последовательно внедряя новое в более простые структуры, совершенствуя их. Из этого получает начало важный принцип аналогии, которым, однако, следует обдуманно пользоваться. (Исходя) из этого принципа, разные авторы стремились искусно построить некую «лестницу природы», которая, однако, никогда не окажется такой, какую хотят Брадлей и Бонне. Ведь не только не хуже, но гораздо лучше можно выразить разные степени родства фигурой многогранника, на многочисленных сторонах которого расположены один возле другого роды органических тел. Уже Донати глубокомысленно заметил, что произведения природы не образуют непрерывности в виде лестницы или ряда, но связаны (между собой) в виде сетки. Однако всего лучше система организмов может быть изображена в форме дерева, которое, начавшись сразу от корня двойным стволом, — простейших растений и животных, — возвышает затем эти смежные стволы — животный и растительный — в разных направлениях. Из них первый через (ступень) мягкотелых направляется к рыбам, отделив (в промежутке) между теми и другими большую боковую ветвь насекомых; далее он идет к амфибиям, а вершиной поддерживает четвероногих; птицы же отходят крупной боковой ветвью ниже четвероногих. Эта фигура дерева вместе с тем показала бы, что живые тела не служат прямым продолжением неорганических и не родственны им, а только внедрены в них, как дерево в почву. Ствол (его), образованный из основной группы родственных родов, выпускает в качестве веток те роды, которые с первыми связаны боковым родством и не могут быть включены в них.

Конечно, об этом здесь следует сказать мимоходом⁷. Надо перейти к основной теме и подвергнуть отряд зоофитов специальному рассмотрению».

«У природы, вероятно, даже в ее ошибках, если мы можем их так назвать, можно наблюдать определенные закономерности. Так, имеют место известные изменения многих видов животных, которые всегда совершенствуются одинаковым образом и создают сходные родственные формы, из которых, по-видимому, через столетия и длинный ряд поколений, действительно, могут создаться различные виды. Таким образом, вполне вероятно, что многие, друг с другом очень близко родственные виды, которых мы сегодня видим в растительном и животном царствах, могут быть именно такого происхождения»⁸

2.2. Паллас о нескрещивающихся в естественных условиях животных различных видов, которые скрещиваются и дают плодовитое потомство в результате изменений, происшедших после долговременного пребывания в домашнем состоянии⁹

«Чистые и первородные виды… никогда не смешиваются в естественном простом состоянии: инстинкт и обоюдные несходства способствуют удержанию их в отдалении друг от друга. Ежели какие-либо животные разных полов и различных видов, однако довольно еще сходных, чтобы соединение оставалось возможным, иногда, по редкой случайности, и оказываются заброшены на уединенный остров, то потомство их или бесплодно и само по себе не способно продолжить существование сей смешанной формы, или же при повторном скрещивании с родительскими видами вскоре же примет, в первом или во втором, поколении, первоначальную форму одного из видов исходных. Кроме того, у метисов почти всегда преобладают признаки матери; что касается тех признаков, которые и новы, то они, как сие обычно у птиц, впоследствии склоняются все более к признакам предков, и признаки чужеродного самца сглаживаются особливо когда влияние самцов другого вида не добавляется вновь. Произведение новых видов путем естественного смешения животных становится по сему весьма мало достоверным, и сочетания, возможные для соединения двух разных видов, в диком состоянии пребывающих, оказываются вообще довольно редкими во все века мира. Даже между насекомыми, у коих наблюдали некоторые виды в адюльтере, и между рыбами, икра которых, будучи оплодотворяема вне тела матери и представляется по сему часто доступной чужеродному оплодотворению, метисы столь же редки, как и монстры (уроды).

…Совсем иное у домашних животных… Верно, что виды, метисы которых малоплодны и не соединяются друг с другом, не могли передавать свою форму неизменной; хозяевам следовало сразу заботиться о сохранении чистоты сих рас, а которые все же и могли давать бастардов, те при скрещивании с родительскими расами постепенно становятся снова сходными с ними. По сей причине лошадь и осел сохраняются одними и теми же во всех климатах. Однако, совсем иное известно для коз, овец, собак и отчасти домашних птиц.

Животные сии столь выродились из их первоначального типа, что едва можно распознать дикий их корень».

2.3. П.С. Паллас о значении скрещивания и случайных изменений для образования пород домашних животных¹⁰

«Самый разительный пример уклонения от первоначального типа представляет собака. Она, вероятно, произошла от различных диких ей родственных пород животных. Еще Аристотель говорит, что до него уже было множество смешанных пород собак, но что лучшими собаками считаются те, которые имеют более всего сходства с дикими животными, т.е. с волком, лисой и тигром. Известно, что собака плодится от волка и лисы; но нельзя сомневаться, что собака будет плодиться и с шакалом, который легко дружится с собакой и привыкает к человеку.

…За одну из первоначальных пород мы принимаем… породу азиатских номадов, которую Бюффон не знал… Всего вероятнее предположить, что эта порода произошла от смешения прирученного шакала с волком. Далее к северу, в странах холодных, где уже не мог жить шакал, в образовании собачьей породы участвовал по преимуществу волк, таким образом явилась более сильная и злая пастушечья собака…Борзая собака с Левантских гор, смешанная с северной собакой, произвела датскую собаку. Так называемый дог (меделянки) родом из Индии и Южной Азии и, судя по древним рассказам, есть продукт гиены с одной из сильных пород собак. Эти метисы смешения образовали потомство сильнее и крупнее отцов (т.е. гиен), от которых они получили силу, мускульность, короткие уши, торчащую шерсть, малочисленный приплод и весьма часто лучистую шерсть. Это последнее свойство чаще всего проявляется у карликов этой расы (догонов, мопсов). Быть может, полосатая борзая собака есть дальний родственник догов. Из догов же образовались потом ищейки и гончие собаки, а наследственная болезнь, с некоторыми появившимися случайными признаками, образовала таксу.

…Во все времена, при облагораживании домашних пород, подбор имел большое значение: сами животные, самки, предпочитают всегда самцов сильных и красивых».